Vortex

Во славу Тёмных богов

Позвякивая ключами, преподобный Серафим подошел к двери своей четырёхкомнатной квартиры.

— Бог наш всегда живой, Бог наш всегда с тобой, в горе, в надежде и в ра-а-а-адостиии… — басовито бурча себе под нос лично сочиненный псалом, Серафим задом протиснулся в комнату, волоча за собой объёмную коробку с цветным телевизором. — Бог наш в твоей весне, в каждом счастливом дне, Бог наш в тебе и во мне-е-е-е!

— Ленин. — неожиданно сказал спокойный глубокий голос непосредственно над ухом отца церкви.

— Ой! — коробка, издав протестующий шорох, с громким стуком опрокинулась на бок. — Кто здесь? — реподобный осторожно покосился через правое плечо.

— Никого. — издевательски отозвался голос.

Вцепившись в коробку дрожащими руками, преподобный скосил один глаз через левое плечо. Глаз накрыла чья-то ладонь.

— А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А! — заорал благим матом Серафим и, споткнувшись о ковер, шлепнулся на коробку. — Помогите! Убивают!!! — вопль разносился по всем четырем комнатам, пугая окрестных тараканов.

— Да нужен ты мне больно. — сказал голос и неожиданно сурово спросил. — В коробке что?

— Т-т-т-т-телевизор. — преподобный, крепко зажмурившись, нашарил на столе вазу с фруктами и, занеся ее над головой, резко обернулся.

— Да ладно тебе. — скучающе произнес голос, а затем послышался громкий подозрительный хруст. Серафим открыл один глаз и сразу же, от удивления, второй.

Перед ним стоял незнакомый человек средних лет и мирно пережевывал яблоко, извлеченное из той самой вазы с фруктами.

— А… А… А Вы кто такой? — спросил служитель культа, не опуская вазы.

— А то не догадался! — хитро подмигнул незнакомец и взял второе яблоко.

— Не-е-е-ет… — протянул Серафим, пряча вазу за спину и отодвигаясь подальше.

— Да ладно тебе прикидываться-то. Не узнал? А так?— незнакомец скорчил злобную гримасу и простер руку с зажатым в ней яблоком над головой Серафима. — Ечто шан, ежи исе ан исебен!

Преподобный нервно сглотнул и снова замахнулся вазой

— Сгинь, Сатана!!!

— Угу… — кивнул его собеседник с набитым ртом. — Уже ушёл. Да я просто так, в гости, посмотреть, как люди праведные живут. Вот ты, например.

— А чего смотреть-то. Живу скудно, в постах и молитвах.— Серафим спрятал вазу в коробку и молитвенно закатил глаза. — Сам видишь, ни минуты без псалмов: Бог наш всегда живой, Бог наш всегда с тобой! — запел он басом, пытаясь ногой задвинуть коробку под стол.

— Хватит, хватит! Слышал уже. А это что, последствия жизни монашеской? — незнакомец выбросил огрызок в мраморную пепельницу и фамильярно хлопнул попа по животу.

— А это от голода, Ваше Нечистейшество, от голода…— преподобный нервно перекрестился и полез под кровать.

— Ну-ну… Куда яблоки спрятал? Или жалко пищей скоромной со страждущим поделиться? — спросил ночной гость, лукаво улыбаясь.

Преподобный, пыхтя, старательно лез под кровать. Но из-за патологического несовпадения габаритов проползновение быстро завершилось застреванием преподобного Серафима в подкроватном пространстве на полпути к намеченной цели. Пыхтение прекратилось, но затем возобновилось с удвоенной силой. Поняв тщетность своих попыток втиснуться в заведомо узкое пространство, Серафим протяжно вздохнул и затих в довольно нелицеприятной для священника позе.

— Ну, как успехи? — поинтересовался наблюдающий за странными действиями служителя церкви гость.

— Да я за Библией полез, за Библией… Что-то больно почитать захотелось. Но никак найти не могу. Наверное, на кафедре забыл. — произнося этот монолог, отец Серафим делал отчаянный попытки высвободиться из тисков ненавистной кровати, подло придавившей его к полу в самый неподходящий момент.

— Помочь?

— Нет-нет, не утруждайтесь, я уже выхожу, — с глухим хлопком преподобный высвободил свое тело, изнуренное постами и молитвами, и, откатившись к стене, попытался встать. — Ряса за пружину зацепилась.

— Я так и подумал.

Незнакомец сидел на компрометирующей святой сан коробке с телевизором и покачивал ногой в такт собственным мыслям. Преподобный Серафим отряхивал рясу, не сводя глаз с не столь желанного гостя. Видя, что вреда ему причинять не намеренны, отец осмелел, и неожиданно вспомнил о своей святой обязанности — изгонять бесов, вредящих правоверным христианам. Он взглянул на потенциального демона с нескрываемым презрением, поправил сползшую рясу, достал из-за пояса увесистый крест, сдул с него пыль и, приняв демоноизгонятельную позу, приготовился читать молитвы.

Демон же с нескрываемым любопытством наблюдал за его действиями.

Отец Серафим затянул первую пришедшую на ум молитву, устрашающе вращая глазами и грозно потрясая крестом:

— Да воскреснет Бог, И расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящии Его!..

Видя, что враг не только не бежит, но и нагло улыбаясь, ест последнее яблоко, Серафим запнулся и медленно опустил крест.

Ночной гость продолжал смотреть на него тем же спокойным и чуть насмешливым взглядом.

Неожиданно мозг отца церкви захлестнула волна нецерковной злобы:

— Да что это такое! — крик отражался от стен, пугая на этот раз не только тараканов, но и соседей. — Мало того, что приперся без приглашения, все яблоки пожрал, заставил меня под кроватью ползать на брюхе как гада последнего, так еще и изгоняться не хочет! Да я же тебя за такое… я тебя… да за такое я тебя… от Церкви отлучу!!! Вот.

Оппонент преподобного отца Серафима расхохотался, и в его темных глазах заплясали искры Вечного Пламени. Пространство вокруг преподобного раздвинулось, растворилось и не ожидавший такого поворота событий отец с протяжным криком рухнул в разверзнувшуюся под ногами пропасть.

Впрочем, в том месте, где оказался отец Серафим, не существовало направления, как и времени и пространства. Да и самого этого места не существовало.

Зато был Серафим и кто-то другой, смутно знакомый.

«Это Он». — радостно подумал преподобный, и нежно протерев крест, выставил его перед собой на манер пропуска в Рай.

«Нет. Это Ты». — отозвался во Тьме спокойный голос его недавнего гостя.

Но если раньше он раздавался над ухом, то теперь непосредственно в мозгу.

«Я?» — безмерно удивился отец. Ведь он — вот, летит черте куда. То есть, нет, куда он лететь-то может, кроме как к Богу? А поскольку, та смутно знакомая фигура — единственно видимый объект в кромешной тьме, да и летит он к ней, следовательно — это Бог и есть.

«Нет. Бога здесь нет. И тебя нет. Это — Ты».

«Как так? Меня нет, но это — я?».

«Очень просто. Здесь нет тебя, а Ты — есть. Впрочем, смотри сам». — и голос замолчал.

Заинтересовавшись, Серафим двинулся навстречу к маячившей во мраке фигуре, и… Что-то треснуло у него внутри. И из разлома начала сочиться темная, древняя, давно забытая мелодия. Она заполняла все существо Серафима, заставляя его содрогаться от обжигающего холода и… звучать вместе с ней.

Отчаянно закричав, преподобный попятился назад, но с удивлением понял, что кричал не он, а кто-то другой, чужой совершенно человек, не понимающий, как это прекрасно — петь во славу Тёмных богов, пробуждая в себе нечто страшное, жестокое, мудрое и, вместе с тем, невероятно родное.

Серафим сделал последнюю попытку закричать, но, вместо этого… засмеялся.

И этот смех, как Неугасимый Пламень Знаний, выжег все то, что долгие годы хранилось в его памяти. И на смену ему пришло новое, то, что изначально было его сущностью. Оно вливалось и вливалось до тех пор, пока не заполнило всего Серафима. Впрочем, его имя тоже исчезло, уступив место другому, созвучному странной мелодии, всегда присутствовавшей в нем, но доселе не замечаемой.

Испугавшись самого себя, Серафим закрыл глаза и замер в ожидании кары.

«Сет». — позвал голос. — «Открой глаза. Ты должен выбрать».

«Сет? Да, так меня зовут. Нет, так зовут Меня, а раньше меня звали… Серафим? Да. Но это не мое имя. И что я должен выбрать?».

Он открыл глаза и увидел, что тьмы вокруг больше нет. И никогда не было. Тьму видел Серафим, а он, настоящий, свободный от влияния чужой воли, не мог её видеть. Ведь её не было. Никогда. И не будет. Никогда. Для него. Если он будет придерживаться своего Пути. Только своего. Но как его найти?

«Ты уже стоишь на нем. И до тех пор, пока ты будешь таким как сейчас, я буду рядом. Но не для того, чтобы помогать по первому требованию. Знаешь ли ты, чем обусловлен мой отказ?».

«Да. Я все должен делать сам. Но вот совет…».

«Возможно. Но чего ты хочешь в этой жизни?».

«Знать. И я сам буду искать ответы на свои вопросы, а не слепо следовать советам других. Даже твоим».

«Иди». — слышалось, что незримый обладатель голоса улыбается. Сет сделал первый шаг и… проснулся. — Я спал? Да. Все эти годы я спал. Он медленно поднялся, провел рукой по волосам и огляделся вокруг. Засилье ненужных вещей поразило его воображение. — Зачем мне все это? Здесь нет ничего действительно ценного.

 

… В последний час перед рассветом из подъезда вышел человек. Остановился, выбирая дорогу, и сделал второй шаг… Его фигуру поглотила Тьма…

 

… На вершине холма стоял человек средних лет, одетый в черное и задумчиво жевал яблоко.

— Ну вот. А то: это я, это не я… Ох, и постарался Адонаи! Не пробиться к разуму. Проходится прибегать к методам шокотерапии. Этот выдержал. А кто-то утверждал, что мои творения обречены на гибель без покровительства YHWH— он выбросил огрызок в кусты, посмотрел на небо и улыбнулся. В сиянии звезд его глаза переливались всеми возможными оттенками Тьмы. Тьмы, которая многим представляется настолько чёрной, что они не видят миллиардов дорог, расстилающихся перед ними. Как и самих себя, бездумно бредущих за своими собратьями, такими же добровольными рабами, просто находящимися в более выгодном положении лидеров.

 

… Сет сидел на остановке, покачивая ногой в такт своим мыслям.

 

… На холме стоял тот, кто пробудил уснувший разум Серафима и превратил его в уникальное создание, представляющее свои цели и осознающее всю ответственность за свои деяния, реально оценивающее свои силы и не замаливающее грехи перед лицом кого бы то ни было, а исправляющее свои ошибки в меру сил и возможностей. А ведь чего приходил-то? Так, в гости зашел, посмотреть на жизнь праведную…