Когда я разбирал все нюансы фильма «Аватар» (пришлось писать о предательстве, суггестии, ученых, Родине, любви и близости к природе), для контраста хотелось посмотреть что-то более приятное. Как раз добыл «Star Wars» на DVD9, пересматривал. Никогда не задумывались над вопросом «Почему столько поклонников у Империи, хотя фильм явно снят "за джедаев"?». Я вот, когда смотрю, как-то забиваю на внезапное такое «исправление» Дарта Вейдера и счастливое объединенное джедайство. Понятно же, что натяжка, «чтобы все кончилось хорошо с т.з. белосветничества».

Предлагаю вашему вниманию два текста. Первый — это нормальная концовка шестого эпизода. Тоже с натяжкой, конечно — мол, столько времени глючившие мозги взяли и внезапно исправились. Но все же более логично, чем у Лукаса. Второй текст — это интересные фрагменты из сценария третьей части, которые не вошли в фильм в таком виде.

Jamique

Дарт Вейдер, ученик Дарта Сидиуса

Дарт Вейдер стоял в прозрачном черве стеклянного тоннеля, идущего по платформе к посадочной площадке. Команда строителей старалась на славу. Грунт был укреплён и конструкция установлена буквально за несколько недель. Прочно. Три года назад.

Вейдер ждал. Он знал, что учитель не ошибся. Он и сам прекрасно чувствовал это.

Его жалость к тебе погубит его. Он придёт к тебе…

Действительно. Придёт. Уже идёт.

Я могу спасти его. Я могу вернуть его.

Тёмный Лорд только чуть приподнял плечи. Чёрная ткань плаща почти не дрогнула от этого жеста. Мы оба знаем, что Скайуокер придёт. Только я жду здесь. А император ждёт там. Но оба мы слышим друг друга через Силу. А Скайуокера слышу только я. Он донельзя слабый. Почти не прощупывается. Никак. Только мои кровные узы с ним и мой с ним прямой контакт дают мне возможность ощутить его присутствие.

…— Странно, почему его не чувствую я?…

А как вы почувствуете его, император? Едва обученный мальчишка. Придурок. Сын.

Он знал, что умеет контролировать свои эмоции. Любые эмоции. Всегда. Он стоял и ждал. Совершенно спокойный. Абсолютно неподвижный. Штурмовики за спиною тоже застыли. Они всегда умели ощутить момент.

А, ну вот. Вейдер сделал небольшой поворот ко входу. Слушал. Смотрел.

Вход открылся. Боковой люк шагохода — тоже. Оттуда вышли штурмовики. Офицер. Пленник.

Ну, здравствуй, сын.

— Вот повстанец, который сдался нам. Он всё отрицает, но я все равно считаю, что здесь могут быть его друзья. Прошу разрешения провести расширенный поиск.

Вейдер смотрел на рапортующего офицера. И не обращал внимания на мальчишку, который смотрел на него расширенными огромными глазами. С каким-то экстатическим напряжением. Электричество он, что ли, хочет вызвать? Или заставить задымиться его шлем?

— Он был вооружён только этим.

Вейдер посмотрел на меч. Забавно. Мальчишка сумел сделать свой собственный. Технические способности ему явно передались по наследству.

Он кивнул офицеру и протянул к нему руку раскрытой ладонью вверх. Офицер чуть вздрогнул, но быстро вложил ему в руку цилиндрический короткий предмет.

— Очень хорошо, — сказал ему Вейдер. — Ваше предположение, лейтенант, насчёт повстанцев абсолютно верно. Они действительно здесь. Продолжайте поиск.

Он видел, как мальчишка вздрогнул. Интересно. Он что, думал, что от лицезрения его прекрасных больших глаз Тёмный Лорд прослезится и заключит с повстанцами пакт о мире и добром сотрудничестве?

— А теперь оставьте нас, лейтенант.

Тот отдал честь, повернулся на каблуках, и вся рота поспешно вернулась в танк. Вейдер чувствовал растущую целенаправленную деловитость штурмовиков. Прекрасные солдаты. Гораздо меньше боятся. Гораздо больше заняты делом. Лорд Вейдер поставил перед ними конкретную задачу — они превратятся в ищеек, идущих по следу. Главное — они знают, что дичь есть.

Сам он развернулся и пошёл в противоположном направлении по коридору. Мальчишка, так и не удостоенный взгляда столь рьяно спасаемого им отца, посмотрел ему вслед оторопело. Неверяще. А потом бросился за ним почти бегом. Вейдеру пришлось кивнуть штурмовикам — брысь. И не реагируйте на него. Он не опасен.

Люк затормозил рядом.

— Император ждёт тебя, — сообщил ему Тёмный лорд.

— Я знаю… отец.

Мальчик так старался говорить спокойно. Уверенно. И не замечать, что с самого начала всё пошло не так, как он фантазировал в своей глупой молодой башке. Но всё-таки решил пойти со своего главного козыря. Сразу. Вот что значит непрофессионализм.

— Значит, ты решил признать этот факт, — заметил Вейдер, впервые повернувшись к нему лицом. Маской. А ещё очень хорошо, что вся система жизнеобеспечения позволяет говорить ему слова практически только в одном ритме и с одной интонацией. В данный момент очень хорошо.

— Я признаю, что ты когда-то был Анакином Скайуокером, моим отцом.

Это было почти забавно. Вот здесь отчётливо чувствовалась рука профессионала. Оби-Вана. Такие мыслительные извороты были свойственны старым профи из Ордена, а никак не фермерскому парню с Татуина. Мыслительная гимнастика. Моральная переориентировка мозгов. Вербовка. Всё чисто. Всё отчётливо просматривается.

Оби-Ван решил, что его давний выученик не заметит работу старого джедая? И посчитает, что мальчишка дошёл до этого сам? Глупость. Здесь что-то другое. Не зря так торжествующе улыбнулся старый паскудник перед смертью. У него в рукаве его джедайской хламиды явно был припасён какой-то план. Рассчитанный. Проработанный. Вынесенный, как яйцо, за все эти двадцать лет.

Надо быть осторожным. Никогда не недооценивай противника. А джедаи — противники серьёзные. Потому что никогда не стесняются использовать мораль в своих целях.

— Это имя больше ничего не значит для меня, — сказал он мальчишке.

Так почти и было. Скорей неприязнь. Анакин Скайуокер был им самим, только молодым, глупым и почему-то считающим, что люди не могут переступить некоторых пределов. Например, учитель не может убить своего ученика. Или жена — предать мужа.

Учитель долго издевался над ним по этому поводу. Он имел право. Потому что он был прав.

— Я знаю, тебя так звали! — мальчишка забыл о первоначальном стремлении к выдержке. — Ты просто забыл… Я знаю, в тебе ещё есть добро… и ты… хороший человек… — он сглотнул. — И император не сумел полностью тебя подчинить…

Вейдер смотрел на него теперь почти в настоящем удивлении. Ба-а… А ведь мальчишка верит в то, что говорит. Вот сейчас — верит. И идеологическая обработка Оби-Вана здесь не при чём…

Опасность, сказал ему его голос. Или голос императора? Они используют искренние чувства людей. Они используют их устремления. Осторожно, Вейдер. Ты знаешь, что твой сын искренен. И вот как раз в этом ловушка.

Тёмный лорд напрягся и подобрался. Обострил все ощущения, сконцентрировал всю Силу. Внешне же он просто стоял и смотрел. И Люк, не дождавшись реакции от отца, крутанулся на каблуках и в волнении, повернувшись к нему спиной, отошёл в прозрачной стенке тоннеля. Встал лицом к ней, спиной к Вейдеру.

Чтобы не видеть меня, понял тот. Не видеть и не знать каждую секунду, как я отреагирую. Совсем детский жест. Вот я сейчас не буду смотреть, а когда повернусь, произойдёт чудо.

Вейдеру вдруг стало жаль сына.

Его жалость к тебе погубит его. А твоя жалость к нему, Вейдер?

— Именно поэтому там, на Беспине, ты не убил меня, — мальчишка не зажмурил глаз, но во всём остальном, Вейдер чувствовал, всей своей куцей Силой и юношеской горячностью, пытался, как ребёнок, внушить ему свою убеждённость. Желание своей убеждённости. — Именно поэтому ты не отведёшь меня к Императору.

Отличное самовнушение. Только на меня не действует.

А что я, по-твоему, сделаю? Пойду вместе с тобой в лес к эвокам? Сейчас. Пожалуйста. Только жизнеобеспечивающую аппаратуру с собой захвачу.

Совсем придурок. Наивный идиот. Мягкое масло под руками такого профессионала, как Оби-Ван.

Вейдер мрачно повертел в руках меч, который передал ему лейтенант. Ничего игрушка. Работает. От нечего делать он активировал его. Клинок вырвался с лёгким потрескиванием из ручки, и Тёмный лорд тут же увидел, как дёрнулась и напряглась спина сына.

Вот ситх, не подумал. Он же боится.

— Я вижу, ты собрал себе новый лазерный меч, — сказал он, чтобы объяснить свой жест мальчишке. — Это хорошо. Ты это умеешь, — чтобы ему ещё такое сказать? — Значит, обучение твоё закончено, — машинально произнёс привычную формулу он. — Ты действительно стал силён, как и предполагал император…

Что я говорю? Какого ситха я это несу? Он в досаде отвернулся. Как раз к тому моменту, когда Люк, отреагировав на его слова, резко повернулся к нему лицом. Решил, что он его соблазняет?

— Пойдём со мной!

Молодец мальчик. Голова Вейдера стала тут же ясной и холодной, а мысли — язвительными. Скажи ещё какую-нибудь глупость, чтобы я окончательно смог придти в себя.

— Ты говоришь сейчас просто как когда-то Оби-Ван, — ответил он ему. Ответил правду.

А потом повернулся и не дал сыну сказать ещё какую-то чушь.

Штурмовики стояли у двери. Пусть стоят. Они могут стоять так бесконечно. И не испытывать поэтому никаких эмоций.

У каждого свои вкусы. Императору по вкусу гвардейцы. Ему — клоны.

А вообще надо закругляться.

— Ты не знаешь всего могущества Тёмной стороны, — пусть только отстанет. — Я должен подчиняться своему учителю.

Подчиняться, быть связанным, неразрывно и навсегда. Да он этого не поймёт.

— Но я не обращусь к Тёмной стороне! — мальчишка глядел на него почти с отчаянием, и в то же время с последней надеждой внушить и убедить. Зря. На разных языках говорим. — И тогда тебе придётся меня убить!

Ещё чего. Такой ценный материал.

— Если такова твоя судьба.

Всё. Хватит. Пару-тройку фраз про тьму, судьбу и прочее такое — и пошли.

А вот тут мальчишка испугался. По-настоящему. Тебя ведь по-настоящему никогда не убивали, мой мальчик? Что ты сейчас думаешь? Что ошибся? Что сам пришёл в ловушку? Правильно думаешь…

— Загляни в себя, отец! — это уже не попытка убедить. Это отчаяние. — Ты не сможешь этого сделать!

А только что сказал, что смогу.

— Я вижу в тебе борьбу чувств!

Ничего ты не видишь. Ты вообще дальше своего носа не видишь.

— Оставь ненависть!…

Снова логический тупик. Или он от страха несёт эту чушь? Он что, считает, что я стою тут и ненавижу? Интересное было бы зрелище…

— Для меня слишком поздно… сын, — сказал Вейдер холодно, прерывая отпрыска и деактивируя меч. И подал знак штурмовикам. Он почти издевался. Перекопировал интонацию сына, когда тот впервые решился назвать его отцом.

А для него и правда слишком поздно. Поздно было уже тогда. Двадцать лет назад. Поздно их прощать. Или перестать ненавидеть.

Люк, естественно, понял это по-своему. Мордочка у него при этом была…

— Император покажет тебе истинную природу Силы, — вбивая последнюю сваю в рыхлый грунт, который сейчас представлял его сын, закончил Вейдер. — Теперь он будет твоим учителем.

— Значит, мой отец действительно умер.

Это ещё не было отчаянием. Это всё равно была надежда. Мальчишка смотрел на него так, как будто маску хотел снять.

Не выйдет. И глупая попытка бить на чувства не пройдёт. Он ситх. Он всё знает про чувства. И про то, как их можно использовать.

Он кивнул штурмовикам в подтверждение приказа. И проводил эту процессию взглядом. Сейчас он присоединится к ним. Но ему нужно пять минут, чтобы подумать.

У него был свой план. И он его осуществит.

 

В лифте они все молчали. Он, мальчишка и два гвардейца. Два гвардейца молчали совершенно обоснованно. Если бы они начали петь серенады или обсуждать последние новости спорта, Повелитель Тьмы слегка бы удивился. А император их тут же бы дисквалифицировал.

Он сам молчал, потому что ему всё ещё надо было слишком многое обдумать. Катастрофически не хватает времени. Учесть императора. Учесть Оби-Вана. Учесть то, что Оби-Ван учёл про них с императором. И, что самое сложное — учесть совершенно непрогнозируемые реакции его отпрыска.

Да… Задачка. Ничего. Он справится.

А мальчишка молчал, потому что понял: всё. Пропал. И, кажется, собирался умереть как джедай. Или как герой. Ну, попробуй.

Дверцы лифта открылись. Вейдер легонько подтолкнул Люка вперёд. Ну же, иди. Вслед за ним вышел сам. Вслед за ними обоими вышли гвардейцы.

Император любовался на звёзды, повернувшись в кресле к ним спиной.

Вейдер не отстал ни на шаг и не споткнулся. Мерность шага ничего не может нарушить. Как и преданность тому, кто тебя когда-то спас. Только иногда очень больно видеть учителя таким.

Когда он кажется прежним.

А вот Люк немного споткнулся. По крайней мере, затормозил и раскрыл ещё сильнее свои плошки глаз, когда император, легко повернув своё вращающееся кресло, оказался лицом к ним обоим.

Вейдера он как будто не заметил. Хорошо.

— Добро пожаловать, мой юный Скайуокер. Я ждал тебя.

Тёмного лорда за плечом Люка охватила печаль. Воспоминания. Только на мгновенье.

Хватит. Стоп. Сейчас не время для эмоций. Более того — они опасны и вредны. Сконцентрируйся и работай.

Пока его работа заключалась в том, чтобы наблюдать за диалогом этих двоих. Ловить интонации. И вовремя вмешаться.

Диалог со стороны Люка был поддержан наиболее вызывающим выражением лица, на который был способен мальчик. У Вейдера это вызвало ассоциации с базаром на Татуине, где торг за дроида шёл обычно не на жизнь, а на смерть.

Император же просто проигнорировал выражение лица молодого фермера. Нет, не проигнорировал. Сделал лучше. Просто лёгкое движение пальцев. И наручники спадают с рук, а выражение лица мальчишки резко переменяется от нахального к ошарашенному.

Браво, повелитель.

— Это тебе больше не понадобится.

Ошарашенное выражение никуда не делось. И мальчик явственно стал обдумывать возможность… чего? Броситься на императора? Что-о?! Стиснуть пальцы и его задушить? Он уже проворачивал такой фокус?…

Ум и эмоции Вейдера тут же стали абсолютно холодны и спокойны. Он знал, что не имеет права ошибиться. Второго раза у него не будет.

Кажется, император тоже всё про Люка понял и осознал.

— Охрана, оставьте нас.

Вейдер, не глядя назад, чувствовал, как те разворачиваются и уходят. Это не слишком профессионально. Но на этот раз… скорей ему на руку.

— Я собираюсь закончить твоё обучение, — со значением сказал Люку император.

— Когда-нибудь ты станешь называть меня учителем.

Я же сказал — спокойно. Эмоции тебе здесь не нужны.

Только, учитель, что вы собираетесь заканчивать? Тут и не начато…

Мальчишка проглотил эти слова, как червя — рыба. Никакой неправильности он не замечал. Вот уж Оби-Ван. Он и правда сумел внушить необразованному юнцу, что тот — надежда Галактики. И что он чем-то очень ценным обладает.

Мальчик. Твоя ценность только в том, что ты — мой сын. И Оби-Ван это учёл.

— Вы ошибаетесь! — вот ведь юношеский пыл. — Вам никогда не удастся совратить меня, как моего отца!

Что ты несёшь, придурок. Как ты себе это представляешь? Не “совратить” — а “обратить”. Ты даже такие термины не смог запомнить и понять.

Император вдруг поднялся. На “совратить” он не среагировал. Плохо.

А Люка, кажется, поразило то, что тот, несмотря на свою видимую старческую дряхлость, двигается очень легко.

— Нет, — сказал Палпатин, оказавшись совсем рядом. — Это ты ошибаешься. И почти что во всём.

Это был… почти прежний голос. Иллюзия, сказал себе Вейдер. Прекрати обманывать сам себя. И, между прочим, пора тебе вмешаться в эту мизансцену.

— Его лазерный меч, — равнодушно сказал он, протягивая императору данный предмет. Пусть сконцентрируется на нём, а не на мальчишке. Временно.

Меч лёг в ладонь Палпатина. Привычно и легко.

— Оружие рыцарей-джедаев? — в его голос прорвалась злость. — Похож на меч твоего отца, — злость никуда не девалась. — Только ты должен знать — твоего отца нельзя вернуть с Тёмной стороны. И с тобой будет так же.

Я этого ждал, сказал себе Тёмный лорд. Так что всё идёт по плану.

— Ошибаетесь, — дерзко сказал мальчишка. У его отпрыска перед предполагаемой им смертью проявился кураж. — Скоро я умру. И вы вместе со мной.

Мечта Оби-Вана.

Император засмеялся. Захихикал, сказать точней.

— Ты имеешь в виду атаку повстанцев? — спросил он издевательски ласковым тоном.

Люк непроизвольно вскинул взгляд.

— Не беспокойся, — тон императора был так же ласков. — Мы здесь с тобой в полной безопасности.

И повернулся, старческой шаркающей походкой идя обратно к креслу. Подставляя спину Люку.

Мальчишка больше нападать не собирался. Он решил вспомнить некоторые вдвинутые ему в мозги якобы-принципы джедаев.

— Ваша самоуверенность вас погубит. В ней ваша слабость.

Да он лекцию повелителю Империи собрался прочесть.

— А твоя — в твоей вере в друзей, — заметил Палпатин.

Которых сейчас ищут несколько штурмовых отрядов. Палпатин всё шёл обратно к креслу, и Вейдер счёл нужным заполнить паузу чем-нибудь формальным и по теме:

— Бессмысленно сопротивляться, сын мой.

Красиво получилось. Давно он так не говорил.

Император, наконец, устроился в кресле и мрачно, но одновременно торжественно сообщил:

— Всё совершается по моему плану. Твои друзья на Эндоре…

Люк подпрыгнул. Идиот. А он думал, что Вейдер послал штурмовые отряды прогуляться ночью по эвокским лесам? Цветочки понюхать? Плохо было то, что в торжественности императора не было даже намёка на насмешку.

Но мальчишке-то это всё было по барабану. Он видел только то, что хотел видеть. То, что в него вложили.

— …попались в ловушку, — вот теперь насмешка в голосе императора была, но не та, какую бы хотел услышать Вейдер.  Как и флот, — в жёлтых глазах императора теперь была издёвка. — Это я позволил шпионам Альянса узнать о расположении Звезды смерти. И генератора щита, — добавил он спокойно. — И твой жалкий отряд ничего не сможет сделать. Штурмовики ждут их.

Люк вертел башкой. Вейдер не смотрел на него. Взгляд императора был жёстким, холодным и почти прежним.

— И, — Палпатин усмехнулся, — когда твои друзья прибудут сюда, боюсь, дефлекторный щит будет включен.

А потом он улыбнулся Люку — ласковой, сочувствующей, почти скользящей улыбкой.

И в глазах его Вейдер увидел то, что видел все последние годы. Безумие.

 

Люк смотрел в иллюминатор. Прекрасный наблюдательный пункт за ходом битвы.

Вейдер тоже смотрел туда. Надо же было что-то делать.

Странное зрелище — бой, в котором не участвуешь. Вспышки. Взрывы. Застывшие туши разрушителей. Висящий в отдалении флот Альянса. Они действительно вышли сюда. И щит действительно оказался включён.

Император собирался дать в этих декорациях представление. Представление конкретно перед одним зрителем. Маленьким джедаем Люком Скайуокером. И он, главнокомандующий имперским флотом, вынужден участвовать в нём же. В качестве одного из актёров.

Бред.

Ничего. Справимся и с бредом.

— Иди сюда, мой мальчик, — ласковый голос императора. — Посмотри сам.

То, что он не дёрнулся на «мой мальчик» — хороший признак. Значит, у него теперь действительно чётко и ясно работает голова. А не воспоминания и эмоции.

А вот Люк дёрнулся. Но подошёл. Смотрел широко раскрытыми глазами на панораму. Не верил. И не мог не верить.

— Отсюда ты сможешь увидеть конец Альянса и конец вашего жалкого восстания.

Голос экскурсовода. Вейдер почти хмыкнул. Есть еще энергия для турболазеров…

Люку было не до веселья. Кажется, он впервые поверил, что дело кончится здесь и так бесславно. Раньше, очевидно, он тешил себя мыслями о том, что он умрёт, но правое дело…

Правое дело его и его друзей сейчас будут разносить в космическую пыль.

И вот тут мальчишка среагировал. Повернулся. Впился глазами в императора. Потом — в свой меч, лежавший у того на коленях.

Палпатин почти хихикнул и похлопал рукой по мечу.

— Ты ведь хочешь взять его, правда? Я чувствую твою ненависть… Возьми своё оружие, — почти приглашающим тоном. — Используй его. Убей меня. Я безоружен…

Люк сделал два дыхательных упражнения и отвернулся. Он вспомнил, что он — джедай. На сколько хватит его воспоминаний?

— Поддайся гневу, — с какой-то мазохистской настойчивостью продолжал провоцировать его император. — Он есть в тебе. И с каждой минутой под влиянием гнева ты всё больше становишься моим слугою…

Вспышка ярости. Дёрнулся. Отступил. Ещё вспышка ярости — только другая. Он думает, что на себя. А на самом деле — на того же императора. За то, что играет с ним и его провоцирует.

— Нет!!…

И на Беспине с таким воплем в шахту летел. От судьбы действительно не уйдёшь, молодой придурок.

Только как бы тебе сказать, что твою судьбу вложили в тебя другие?

Голос императора раздался как эхо его мыслей:

— Это неизбежно. Это твоя судьба. Ты принадлежишь мне. Как и твой отец.

А император совершенно правильно его провоцирует, пробилась мысль из-под концентрированной готовности к действию. Относительно себя мальчик может ещё поспорить. Но меня он видит перед собою. И мысль о том, что я принадлежу…

Император тоже насмешливо следил за мальчишкой, ясно видя, какой след оставляют в том его слова.

— Как видишь, твои друзья проиграли, — заметил он. — А теперь, — и в голосе его снова прозвучало торжество, — стань свидетелем мощи этой полностью вооружённой и действующей станции…

С дыркой в боку? — нашёл в себе силы пошутить Вейдер сквозь громадное напряжение, с которым срастался всё больше.

А император наклонился к переговорному устройству и негромко сказал:

— Стреляйте.

Потребовалось не так много выстрелов, чтобы флот повстанцев потерпел ощутимые потери. И встал перед фактом лёгкого и полного уничтожения.

Хвала Великой Силе. Хотя бы ради представления император приказал стрелять. А то он стал было беспокоиться за целостность своего флота.

Люк стоял и смотрел на это представление. Вейдер не видел его лица. Но это ему не было важно. Он прекрасно чувствовал, что испытывает его отпрыск. Как и император.

— Альянсу конец, — сказал Палпатин. — И твоим друзьям — тоже.

Так. Готовность номер один…

— Хорошо, — мурлыкающим тоном сказал император. — Я чувствую твой гнев… Он растёт. Я беззащитен. Возьми свой меч. Ударь меня со всей силы, и твой путь на Тёмную сторону будет завершён.

Мистический бред, которым накачал Оби-Ван мальчишку… Воспалённый бред утративших над собой контроль мозгов императора… Они сейчас говорят на одном языке. Всё просто идеально.

Кажется, Люк хотел ещё раз крикнуть “нет! ”. Одна секунда. Всё отражается на лице.

А потом Люк развернулся, притянул к себе меч и ударил по не делающему ни малейшей попытки защититься Палпатину.

И, естественно, его луч натолкнулся на луч оружия отца. Вейдер блокировал удар, предназначенный учителю.

Как тогда, двадцать лет назад.

Император рассмеялся. Нашёл время смеяться.

Хотя, возможно, выражение лица мальчишки заслуживало этого.

Кажется, тот до последней секунды не верил, что ему придётся сражаться с собственным отцом.

Ну что же, начали, мальчик…

 

Люк сражался не так плохо, как Вейдер ожидал. Конечно, с техникой у того всегда был полный швах, и этот бой исключением не был. Но он наскакивал совершенно очертя голову, яростно и энергично, взахлёб используя Силу к месту и не к месту — словом, давал все возможности себя убить и делал чрезвычайно трудной задачу отбить эти беспорядочно-хаотичные выпады и, не приведи Сила, не поранить.

Хватит того, что он ему одну руку оттяпал.

Будут отец и сын — оба в протезах. Вот император-то посмеётся.

Мальчишка теснил его к лестнице. Вейдер теснился. В какой-то мере, это было даже неплохо. Столь технически трудная задача требовала от него предельной концентрации. И сильно очищала мозги.

Давай-давай, мальчик…

Меч перед его лицом взлетал и опускался. И мазался в разные стороны. Много сил нужно было, чтобы уследить за ним. Естественно, он чуть не пропустил элементарный пинок, которым наградил его сын.

Ага, элемент татуинского мордобоя, почти весело подумал Вейдер, делая перед изумлёнными очами сына небрежное сальто — и спрыгнул таким образом к подножию лестницы.

Быстрый взгляд в сторону императора — как он там?

Император чувствовал себя неплохо. Он с интересом следил за боем. И прекрасно слышал все ощущения Люка. А Люк на мгновенье ощутил почти торжество.

— Очень хорошо, мой мальчик, — прошелестел голос императора. — Дай гневу течь сквозь тебя. Используй свою злость.

Император, ну кто говорит такое под рук молодому джедаю? Видите, вон, он уже выключил свой меч.

Так. Похоже, придётся возобновить свой тренинг.

— Оби-Ван неплохо обучил тебя, — сказал Вейдер.

Мальчишка поймёт как похвалу технике. А он это говорит — относительно идеологической накачки. Так вдавлено, что только с мясом и вырвешь.

— Я не буду драться с тобой, отец.

Вот и подтверждение. Теперь разговорами его, как раньше император, уже не проймёшь. Придётся нападать. Инстинкт самосохранения довершит остальное.

Он медленно поднялся по лестнице.

— Зря ты выключил меч.

Интересно, он сразу поймёт или сначала придётся его слегка поцарапать?

Понял сразу. Включил оружие до того, как Вейдер нанёс ему удар.

Хоть здесь молодец.

Теперь Люк больше оборонялся. Но это не надолго. А, теперь он решил порадовать жёлтый взор императора акробатическими номерами. Обратное сальто — и мальчишка на высоком мостике.

Так. А оттуда он решил опять возобновить курс лекций.

— Твои мысли выдают тебя, отец. Я чувствую в тебе конфликт добра и зла.

Если бы Вейдер не был сейчас так сильно занят, Люк бы услышал то, чего почти никому не удавалось услышать: как Повелитель Тьмы от души хохочет. Это что-то невообразимое. Мальчик, что, считает, будто Вейдер не знает о том, что Люк его совершенно не слышит?

И что это за конфликт добра и зла?

В нём сейчас было совсем другое. Тонкая струйка эмоции потекла от императора. Старый ситх, кажется, всерьёз заинтересовался…

Замечательно.

— Нет никакого конфликта.

А Люк тем временем решил продолжить свою проповедь-обращение-беседу:

— Ты не мог убить меня и раньше! И я не верю, что ты убьёшь меня сейчас!

Конечно. Когда тебя убивать-то пытались? Милый мой, если бы тебя хотели убить — тебя давно бы убили. Ещё на Беспине. Раньше. Ещё около первой Звезды Смерти.

Тем не менее, продолжим диалог.

— Ты недооцениваешь мощь Тёмной стороны, — плевать, сейчас не время для рассуждений, поговорим с мальчиком на его языке. — И если ты не будешь защищаться, то умрёшь.

И гарантированно.

Он бросил включённый меч вверх. Люк едва успел пригнуться. Молодец, хоть это умеешь. А потом меч перерезал опоры, и мостик рухнул вниз. Люк — вместе с ним.

Вейдер подхватил меч и огляделся.

— Хорошо, — донеслось с упоением от трона. — Хорошо!…

Вот ситх!!!!…

А мальчишка решил спрятаться.

Это было уже совсем по-детски. Вейдер знал, что и Люк ощутил его присутствие на “Исполнителе”. А также то, что Вейдер почувствовал его.

А уж в пространстве-то одного тронного зала…

Вейдер знал, что минуты утекают, как песок. Он знал, что бездействие флота может привести к катастрофе. Он знал, что на Эндоре тоже может случится нечто непоправимое.

Но он был здесь, и уйти отсюда не мог никуда. Это был единственный шанс. Уже сто раз повторил, пора бы заткнуться. Только вот надо поскорей найти мальчишку. Нет, заставить его самого выпрыгнуть из убежища. А ещё лучше — спровоцировать на новую вспышку ярости. Так дело пойдёт гораздо быстрей.

— Ты не можешь прятаться вечно, Люк, — сказал он, медленно обходя обломки.

— Я не буду сражаться с тобой.

Вот ситх, мальчишка ко всему сумел немного размыть границы своего присутствия. Ладно. Он всё равно хотел, чтобы тот выскочил сам.

Тем более, что можно развернуться на голос.

Начать можно было опять с чего-нибудь ритуального:

— Перейди на Тёмную сторону Силы. Это единственный твой шанс спасти твоих друзей, — он надеялся, что Люк в таком состоянии не осознает всей глупости этого утверждения. — Да, твои мысли выдали тебя, — вот сейчас как раз и надо покопаться в его мыслях. — Твои чувства так сильны. Особенно…

Вейдер сам остановился.

Кого мы видим!…

А ведь догадаться мог. Это ведь вылитая его жёнушка. Такая же идеологически подкованная стерва. Только у этой ни рожи, ни кожи. Поэтому и не обладает таким влиянием на мужчин, как её мать…

Стоп. Ты чуть не поддался. Ты чуть не утонул в своих собственных эмоциях и воспоминаниях, придурок. Используй это! Это же великолепно! Потом будешь переживать.

— Особенно... к сестре! — сказал он торжествующе.

Подействовало.

— Вот как, — произнес Тёмный лорд почти задумчиво.

— У тебя есть сестра-близнец… Твои чувства выдали её мне, — нужна она мне, как её мамаша. — Оби-Ван поступил мудро, что спрятал её от меня, — вы слышите меня, мой первый фальшивый учитель? — А теперь он потерпел полное поражение. Если ты не обратишься к Тёмной стороне — возможно, она…

Он сам не успел порадоваться зрелищу Леи Органы на Тёмной стороне силы. Подействовало окончательно. Это было как рвота. Мальчика вырвало-таки гневом. Слепым. Нерассуждающим.

— Ни-икогда-ааааа!!!

Всё. Теперь действительно — началось.

 

Всё-таки иногда ярость компенсирует умение. Вейдеру было действительно трудно. Необходимость сдерживать напор сына. И необходимость его не убить.

Люк обрушился на него так, что эти две вещи одновременно было выполнить почти невозможно.

Всё, что Вейдер сейчас мог — это, отступая из переплетений арматуры, вывести мальчишку и бой на открытое пространство. И ждать, когда его волна ярости немного утихнет.

А ещё — Вейдер стиснул зубы под маской — ждать, когда отреагирует император.

Ему пришлось маневрировать, отходя. Вейдер всё время держал в памяти то, что на них могли примитивно обрушиться элементы конструкций.

Потом они вышли на узкий мостик, идущий к шахте. Он, отступая, вывел туда своего сына. Тоже не такая уж удачная позиция, но хоть открытое пространство. Там стало легче. Просто парировать удары. Просто отступать.

Когда вмешается император? Ему, что, так и идти спиной до шахты?

Если он ошибся…

Когда император вмешался, Вейдер понял.

Он только не предполагал, что это будет так.

Было достаточно резко перекрытого кислорода. Это ведь просто. Император воспользовался их непрерывной связью. Игрушки у вас, повелитель!…

Если император будет его так держать, он погибнет. Или от удушья. Или под мечом сына.

Этот дурак даже не понял, почему он стал еле отбивать за ударом удар. А он задыхался. И не видел чужого меча. Потому, что было только вопросом времени, очередной удар и не отбил. Меч с шипением впился в протез, вмялся в переплетение проводов, перерезав их и оплавив.

Вейдер упал на мостки. Кисть вместе с мечом упали вниз, в шахту. А сам он упал на спину. Уже элементарно от недостатка воздуха. Зачем-то вытянул вперёд руку. Бесполезный рефлекторный жест. Меч сына нацелен ему в горло. Если Люк его захочет сейчас убить, то убьёт.

Или он сам умрёт раньше от удушья.

Ситх, как глупо…

Смешок императора. Воздух, возвращающийся в лёгкие. Он глотнул его так, что чуть не задохнулся снова. Люк, подпрыгнувший от этого смешка и в ужасе смотрящий на то, что он чуть не совершил. Опять ваши заморочки, повелитель… Вейдер с трудом дышал. Сипело что-то в системе. Ваши комбинации…

Значит, вы всё-таки не хотели меня убить… Ну, спасибо… Я не в обиде. Сам бы такое сымитировать не смог. Теперь мне только надо как можно скорей отдышаться…

Император, медленно спустившись вниз с лестницы, захлопал в ладоши. Вейдер почти улыбнулся. Вот старый актёр… И чуть не закашлял. Нет, всё остальное — потом… Аплодисменты по такому поводу окончательно избавили Люка от желания убить папу. Только что же теперь?

— Хорошо, — император улыбался Люку. — Твоя ненависть сделала тебя сильнее. А теперь подчинись своей судьбе, мой мальчик, и займи место твоего отца возле меня.

Что он имеет в виду?…

Мальчишка понял однозначно. Убей.

Ситх вас всех подери, Великая Сила…

Нет, мальчишка не собирался его убивать. Но дело было не в этом. Вейдер слушал императора. Видел его глазами. Мальчишку. Джедая. Отца. Ситха. Тёмная сторона. Светлая сторона…

Вейдёр закрыл глаза. Открыл.

Ты решил сдаться?

Люк тем временем медленно, прямо как Оби-Ван когда-то зажёг — выключил меч.

— Никогда.

Слишком спокойный и твёрдый голос.

А потом он выпрямился, повернулся к императору и отбросил рукоятку в сторону.

— Я никогда не перейду на Тёмную сторону. Вы потерпели поражение, ваше величество. Я джедай. Как и мой отец.

 

Не было времени на то, чтобы думать об очередной нелепости. Теперь всё было не важно.

— Что ж, — сказал Палпатин. — Пусть будет так… Джедай.

Всё.

— Если ты не перейдёшь на Тёмную сторону, ты умрёшь, — сообщил Палпатин Люку. И улыбнулся. Мило. А потом протянул руки, и с кончиков его пальцев сорвались голубоватые молнии.

Ласковая улыбка. Невменяемые от упоённости глаза.

Надо встать. Очень быстро.

Легко сказать.

Тем более, что сын его уже упал, отброшенный разрядом на край мостика. И корчился теперь там, цепляясь за металлические перила.

А император развлекался.

Дыхание ещё было не в порядке, но встать ему удалось, и без той дурноты, которой он боялся. Только воздух в системе вентиляции лёгких всё сипел, не переставая. Испортилось там что-то, что ли?…

— Юный глупец, ты только сейчас понял это? — спрашивал меж тем Палпатин. Всё с тем же упоением на грани безумия и удовольствия от хорошо проделанной работы. И продолжал прожаривать юного джедая. — Все твои навыки — ничто перед могуществом тёмной стороны силы. Вот перед этим, — новый заряд. — Ты заплатишь за свою слепоту. Все джедаи заплатили за свою слепоту…

Новая порция энергетических разрядов. Корчи тела на полу напоминали спазмы. Вейдер смотрел и не знал, что делать. Он ведь что-то хотел сделать. Он даже рассчитал…

— Отец… помоги…

Вейдер закаменел. Он понял.

Посмотрел на Люка. На императора. На императора. На Люка. Потом он уже не знал, куда смотреть.

Император мальчишку убьёт. Теперь он это знал точно.

Поток и поток молний. Перерыв.

— А теперь, юный Скайуокер, — император как будто добрую сказку на долгую ночь мальчику читал, — ты умрёшь.

И новый поток. С удвоенной силой.

В мыслях и ощущениях Вейдера возникла странная пустота. И как будто какой-то промежуток во времени, где время ненадолго остановилось.

Теперь он знал замысел Оби-Вана. Точный расчёт психолога-джедая. Основанный на том, что в последнее время император всё больше сдаёт. На наивности мальчишки, которая приведёт его прямо в руки безумного ситха. На его отцовскую привязанность к своей крови. На его трезвом уме, который сочтёт, что безумие не излечишь.

Лучше убить невменяемого учителя, чем дать умереть сыну.

Ты этого хотел от меня, мой фальшивый учитель?

Пустота пропала. Секунда закончилась.

Вейдер повернулся к Палпатину и сухо сказал:

— Хватит.

Император дёрнулся к нему, не переставая испускать поток молний.

— Хватит, — повторил Вейдер ещё более сухо. — Мы играем на руку врагу. Я уже убил одного джедая. И что? Ничего, кроме его мерзкой улыбочки перед смертью, мне не досталось. Я полагаю, Оби-Ван имеет ментальный контакт с мальчишкой после смерти. Он хочет, чтобы мы убили друг друга, учитель.

Дрогнула пустота. Повернулась. Опала. Дёрнулось колесо. Колесо судьбы. Развалилось на части. Потом разломилось что-то ещё. Не важно.

Император опустил руки. Струйки последних молний вяло стекли с пальцев.

— Оби-Ван Кеноби? — спросил он. — Как же я раньше не догадался…

В его глаза медленно возвращался рассудок.

 

Где-то там ещё корчился и попискивал Люк. Продирал глаза. Приходил в себя, ничего не понимая. Два ситха смотрели друг на друга. Палпатин щурил глаза. Они становились… карими.

— Вейдер, ты безумец.

— Старался поспеть за вами, учитель.

— Ты блефовал.

— Мой блеф имел эффект.

— Ты закончил курс психологии?

— Психиатрии, мой повелитель.

Усмешка. Резко дёрнувшая старческий рот. Старый ситх признал справедливость слов. Но не здесь. Не при мальчишке…

И тут на Вейдера навалилось чувство страшной опасности. Разворот головы. Ощущение забытого ими обоими боя возле Звезды. Подбитая “ашка”, которая мчится на…

Сила учителя влилась в его силу. “Ашку” отбросило. Завертело. Жалко, не на повстанческий корабль. На Звезду.

Ничего. Звезда выдержала. Её даже не тряхнуло.

Вейдёр сел прямо на мостик.

— Так мы Империю с вами проиграем, повелитель.

Кажется, теперь можно. Расслабиться. И продолжать не верить.

На Люка, который таращил на них глаза и мотал башкой то на одного, то на другого, он внимания не обращал. Он слишком устал сейчас. И откуда этот сигнал?…

К системе связи подошёл император.

— Что там? — мрачно спросил он.

— Ваше величество, — сказал деловой голос, — докладывает наземная станция Зелёная луна. Мы захватили в плен группу повстанцев. В неё входят их главари. Что с ними делать?

— И как вы их поймали?

Вейдер поднял голову и прислушался.

— Они, ваше величество, захватили одну самоходку и вышли из неё с нами на связь. Тот, кто с нами связался, надел на голову шлем штурмовика. Сказал, что задание выполнено, но мятежники уходят в лес и им нужна для преследования помощь штурмовиков из числа тех, что находятся внутри станции.

— И? — спросил император вдруг очень весело.

— Они не назвали пароля, — ответили ему на том конце. — К тому же за ходом боя могли следить не только с одного места. Были дублирующие наблюдатели. Мы так и предполагали, ваше величество, что повстанцы совершат подобную глупость. Поэтому мы сделали вид, что поверили, немного потянули переговоры, а потом к нам подошли те самые резервные силы, которые им так хотелось увидеть…

И тут Люк услышал то самое, восприятия чего он лишился некоторое время назад.

Лорд Вейдер откинул голову и захохотал.

Кашлял, но хохотал всё равно. На всё наплевать.

— В этой бригаде есть Лея Органа? — спросил между тем император.

— Да, ваше величество.

— А Хан Соло?

— Да, ваше величество.

— А один крайне неопрятный вуки?

— Да, ваше величество.

— Обращаться аккуратно. Доставить на станцию. Остальных задержать до дальнейшего выяснения.

— Есть, ваше величество!

Император переключил канал.

— Командующий Джерджеррод?

— Ваше императорское величество!…

Похоже, командующий почти испугался. Или его оторвали от вида боя. В котором только что чуть не взорвали флагман.

— Как там “Исполнитель”?

— Всё в порядке, ваше имп…

— Атакуйте повстанцев.

— Есть!

— На уничтожение.

— Да, ваше имп…

— Но если они предпочтут капитуляцию — примите её.

А потом император на секунду отвлёкся от разговора и сделал одно, только одно маленькое движение.

Пол чуть качнулся под ногами.

— Что это?… — сбитый с толку, ошалевший, перепуганный, почти невменяемый Люк резко приподнялся и посмотрел безумными глазами на отца.

Два ситха переглянулись.

— Это я исправил свою ошибку, мой мальчик, — сказал император мягко. — Боюсь, что твои друзья Ведж и Калриссиан всё-таки погибли, — он сожалеюще улыбнулся. — Это моя вина. Не надо было мне всё так затягивать… Но они хотели взорвать эту станцию, — пояснил он Люку. — А здесь всё-таки все мы. Я. Ты. Твой отец. Скоро будет твоя сестра и твой приятель Соло. К тому же здесь очень много других людей. И большой флот… Вейдер, ты ничего не хочешь сказать Пиетту?

— Поздравьте его от моего имени с рождением заново, — сухо усмехнулся Ведер. — И, кстати, вас, император, я поздравляю тоже.

Они, не сговариваясь, почему-то посмотрели туда, в отверстие шахты.

Что, это возможное будущее слало им знак перед тем, как раствориться в небытии?

Потом они отвернулись. Возможное будущее исчезло.

Карие зрачки императора посмотрели Вейдеру в линзы.

— И тебя.

Он кивнул в ответ.

— Ты рисковал, мой мальчик.

Рядом дёрнулся Люк. Но Вейдер знал, что на этот раз всё так, как и нужно.

— Вы спасли меня двадцать лет назад, — сказал он по-прежнему сухо. — Ценой моей жизни стала ваша дряхлость. Её же ценой стало ваше безумие. Я всегда плачу по счетам. По всем. По плохим. По хорошим, — он повернулся к Люку. — Оби-Вану я ещё не заплатил.

Если понравилось — можете читать дальше, там есть продолжение.

http://www.juggernotes.com/AnakRecruit.html

Фрагменты из "Мести Сит"

Фрагменты из сценария, не вошедшие в таком виде в фильм. Прислал когда-то давно Nicodimus, выделения в тексте — его. Очень интересно помедитировать над тем, что хотел сценарист.

Перевод: Джаггернаут aka Семнадцать отвратительных енотов.

О подходе к переводу. Те имена, которые не слыхал, произношу, как на душу придётся. Постоянные цепочки местоимений зае...ли — не знаю, как в английских текстах, а в своих я полагаю такое неправильным. Убрал где мог. Перманентное воспроизведение одних и тех же реакций персонажами — на совести автора: Анакин всё время shook his head, а в улыбке товарища Палпатина автор по жизни видит gentle wisdom (а мог бы и полоснуть... и полоскал от души...), и оба они часто shrugged. С выбором синонимов вёл себя вольно, ибо к переводчикам надо подходить мяхше, а коннотация должна быть ширше. Тем не менее, добросовестно попытался сохранить смысл. И ещё. Я старался избегать воспроизведения английских терминов — светомеч лучше лайтсабера, и точка. Прямые сабли — это даже по сравнению со взрывами в космосе откровенное хамство.

Фрагмент 01

Судорога отвращения прошла по его лицу — он озаботился стереть её перед тем, как заговорить:

— Канцлер? Прошу прощения, я опоздал.

Палпатин повернулся к нему, и лицо канцлера осветилось.

— А, Анакин! Не стоит беспокойства. Входи, мальчик мой, входи. Благодарю за отчёт по сегодняшнему заседанию Совета — прелюбопытное чтиво. И у меня есть хорошие новости для тебя — Разведка Клонов обнаружила генерала Грайвуса!

— Это потрясающе! — Анакин мотнул головой и подумал, смутится ли Оби-Ван, узнав, что обставлен клонами. — Он не уйдёт от нас вновь.

—   Я намерен — Мур, отметьте, — Я предпишу Совету назначить тебя на это дело, Анакин. Твои таланты пропадают на Корусанте — тебе необходима оперативная работа. А на собраниях Совета ты сможешь присутствовать и через голосвязь.

Анакин насупился.

— Благодарю, сэр, но именно Совет даёт задания Джедай.

— Конечно, конечно. Мы не должны оттаптывать Джедай пальцы, не так ли? Они так ревнивы к своим политическим полномочиям. Однако я усомнюсь в коллективной мудрости Совета, если он выберет кого-то ещё.

— Как я указал в отчёте, Оби-Вану уже приказано выследить Грайвуса. Потому что они хотят держать меня здесь, где я должен шпионить за вами.

— Выследить его? Конечно. Но ведь именно ты лучше других подходишь, чтобы покарать его — хотя, конечно, Совет Джедай не может всё время принимать правильные решения.

— Они пытаются. Они... я думаю, что они пытаются, сэр.

— Ты так думаешь? Садись, — Палпатин бросил взгляд на двух присутствующих в комнате. — Оставьте нас.

Они встали и вышли. Анакин занял место Мас Амедды. Палпатин долгое время смотрел отсутствующим взглядом на изящные покачивания первого солиста Мон Каламари [это, насколько я понял, балет в телевизоре — Дж.], нахмурившись так, словно ему многое нужно было сказать, но он не знал, с чего начать. Наконец он тяжело вздохнул и наклонился к Анакину.

— Анакин, я думаю, ты уже понял, что я не могу полагаться на Совет Джедай. Вот почему я полагаюсь на тебя. Если они ещё не пробовали использовать тебя в своём заговоре, то вскоре попытаются.

Анакин тщательно хранил бесстрастие на лице.

— Вряд ли я понимаю вас.

— Ты должен чувствовать то, что я подозреваю, — угрюмо сказал Палпатин. — Совет Джедай имеет в виду нечто большее, чем уход от сенатского контроля; я полагаю, что они намерены управлять всей Республикой.

— Канцлер...

— Я считаю, что они готовят измену. Они надеются сбросить моё правительство и заменить меня кем-нибудь достаточно безвольным, чтобы через джедайские штучки с контролем мыслей править каждым его словом.

—Я не могу поверить, чтобы Совет...

— Анакин, поверь своим чувствам. Ты уже знаешь, не так ли?

Анакин посмотрел в сторону.

— Я знаю, что они не верят вам...

Или Сенату. Или Республике. Или демократии вообще, если уж на то пошло. Совет Джедай не избирался. Он отбирает своих членов по своим собственным правилам — кто-нибудь, менее вежливый, чем я, мог бы сказать: капризам — и дарует им право требовать подчинения от имени законной власти. Они правят Джедай так же, как надеются править Республикой: указами.

—Я признаю... — Анакин смотрел вниз, на свои руки, — моя вера в них... пошатнулась.

— Да ну? Они уже подкатывались к тебе? Они уже приказали тебе совершить нечто бесчестное? — гримаса Палпатина разгладилась в мудрую благородную улыбку, которая странно напомнила улыбку Йоды. — Они хотят, чтобы ты шпионил за мной, верно? Всё в порядке, Анакин. Мне нечего скрывать.

— Я... я не знаю, что сказать...

— Ты помнишь, — спросил Палпатин, отдаляясь от Анакина так, что тот мог свободно откинуться на своём кресле, — как ты, совсем юным мальчиком, явился на эту планету, и я пытался рассказать тебе об углах и закоулках политики?

Анакин слабо улыбнулся.

— Не помню, чтобы я уделял внимание этим урокам.

Любым урокам, как мне помнится. Жаль; ты должен был уделять больше внимания. Понимать политику — значит понимать основу природы разумных существ. Сейчас ты должен вспомнить один из моих первых уроков: все, кто обладает властью, боятся потерять её.

— Джедай используют власть во имя добра, — сказал Анакин, чуть-чуть слишком твёрдо.

— Добро лишь точка зрения, Анакин. И джедайская концепция добра не единственна. Возьмём, например, Тёмных Лордов Сит. В моих изысканиях я обнаружил, что Сит верят в справедливость и стабильность столь же твёрдо, как и Джедай...

— Джедай верят в справедливость и мир.

— Есть ли разница в эти смутные времена? — мягко спросил Палпатин. — Согласись, Джедай не выполнили свой великий долг — принести мир в Галактику. Кто сказал, что Сит не сделают лучше?

— Ещё один аргумент, который не должен звучать перед Советом, если вы понимаете, о чём я, — ответил Анакин с недоверчивой улыбкой.

— О, да. Потому, что Сит — угроза могуществу Ордена Джедай. Урок первый.

Анакин покачал головой.

— Потому, что Сит — зло.

— С точки зрения Джедай, — уступил Палпатин. — Зло — так все мы метим тех, кто угрожает нам, верно? Однако Сит и Джедай почти полностью схожи, включая их стремление ко всё большему могуществу.

— Джедай стремятся к большему пониманию, — возразил Анакин. — К лучшему познанию Силы...

— Которое и приносит с собой большее могущество, верно?

— Ну... да, — Анакин принуждённо рассмеялся. — Я не должен был лезть в спор с политиком.

— Мы не спорим, Анакин. Мы всего лишь беседуем, — Палпатин поудобнее устроился в кресле. — Возможно, действительное различие между Джедай и Сит лежит в их направленности; Джедай обретают власть через понимание, а Сит обретают понимание через власть. Именно по этой причине Сит всегда были могущественнее Джедай. Джедай столь опасаются тёмной стороны, что они отсекают себя от главной составляющей жизни: страсти. Любой страсти. Они даже не позволяют себе любить.

Кроме меня, подумал Анакин. Хотя я никогда не был идеальным Джедай.

— Сит не боятся тёмной стороны. Сит вообще не боятся. Они охватывают всю гамму жизненного опыта — от высот запредельного восторга до глубин ненависти и отчаяния. Люди испытывают эти эмоции небеспричинно, Анакин. Именно поэтому Сит могущественны: они не боятся чувствовать.

— Сит полагаются на страсть для обретения силы, — сказал Анакин. — Но когда страсть иссыхает, что остаётся?

— Может быть, ничего. Может быть, что угодно. Может быть, она вообще не иссыхает. Кто скажет?

— Они думают только про себя, только о себе.

— А Джедай — нет?

— Джедай самоотверженны — мы избываем себя, чтобы соединиться с потоком Силы. Мы заботимся только о других...

Палпатин вновь улыбнулся, мягко и мудро.

— Или так ты был выучен верить. Я слышу голос Оби-Вана Кеноби в твоих ответах, Анакин. А что ты думаешь на самом деле?

Анакин вдруг решил, что балет много интереснее лица Палпатина.

— Я... больше не знаю.

— Как говорится, если кто-то сможет постичь единственную песчинку — действительно полностью понять всё о ней — то этим он сможет полностью познать вселенную. Кто сказал, что Сит, всматривающийся в себя, видит меньше, чем Джедай, оглядывающий мир?

— Джедай — это добро. В этом разница. Мне всё равно, кто и что видит.

— На самом деле, — мягко сказал Палпатин, — Джедай — это группа очень могущественных существ, которых ты считаешь своими товарищами. И ты верен своим друзьям; я знаю это столь же долго, сколь я знаю тебя, потому я восхищаюсь тобой. Но верны ли твои друзья тебе?

Анакин бросил на него недовольный взгляд.

— Что вы имеете в виду?

— Может ли настоящий друг попросить тебя сделать что-то неправильное?

— Я не уверен, что это неправильно, — сказал Анакин. Оби-Ван мог говорить правду. Такое было возможно. Может быть, они хотели только отловить Сидиуса. Они действительно могли пытаться защитить Палпатина.

Они могли.

Возможно.

— Они просили тебя нарушить Кодекс Джедай? Нарушить Конституцию? Предать дружбу? Предать твои собственные ценности!

— Канцлер...

Подумай, Анакин! Я всегда пытался научить тебя думать — да, да, Джедай не думают, они знают, но их чёрствые ответы недостаточны для нынешних изменчивых времён. Оцени их мотивы. Очисти свой разум от предрассудков. Страх потери власти — общая слабость Джедай и Сит.

Анакин погрузился в кресло. Слишком многое произошло за столь короткое время. Всё смешалось в его голове, и ничто не было полностью понятным.

За исключением того, что сказал Палпатин. Это было слишком понятно.

— Мне пришла на ум старая легенда, — лениво прошелестел Палпатин. — Анакин — ты знаком с "Трагедией Дарта Мудрого"?

Анакин покачал головой.

— А, я так и думал. Это не та история, которую тебе рассказали бы Джедай. Это легенда Сит о Тёмном Лорде, который заглянул в себя столь глубоко, что сумел постичь и подчинить себе саму жизнь. И — поскольку обе эти сущности едины для незамутнённого взгляда — саму смерть.

Анакин выпрямился. Неужели он услышал именно это?

— Он мог спасти кого-нибудь от смерти?

— Согласно легенде, — сказал Палпатин, — он мог напрямую приказать мидихлорианам создавать жизнь; согласись, что с обладанием таким знанием сохранить жизнь в уже живом не выглядит чем-то сложным.

Вселенная возможностей расцвела в голове Анакина.

— Сильнее смерти... — пробормотал он.

Тёмная сторона представляет собой — судя по моим изысканиям — путь ко многим возможностям, которые можно счесть сверхъестественными.

Анакин, кажется, не мог уследить за своим дыханием.

— Что с ним произошло?

— О, ну, в конце концов это трагедия, ты понимаешь. Когда он обретает абсолютную власть, он может ничего не бояться, кроме как её потерять — вот почему Совет Джедай напоминает мне его.

— Но что произошло...

— Ну, чтобы гарантировать существование своей власти, он показывает путь к ней своему подмастерью.

— И?

— И его подмастерье убивает его во сне, — сказал Палпатин, беззаботно пожав плечами. — Плагиус просто не видит опасности. Видишь ли, это и есть трагическая ирония: он может спасти кого угодно в галактике от смерти — кроме себя.

— А что насчёт подмастерья? Что происходит с ним...

— А, с ним. Он становится величайшим Тёмным Лордом, какого Сит когда-либо знали...

— Итак, — пробормотал Анакин, — это трагедия только для Плагиуса — для подмастерья легенда оканчивается счастливо...

— Ну, да. Весьма верно. Я никогда по-настоящему не думал именно об этом — скорее о том, о чём мы говорили раньше.

— Что, если, — медленно произнёс Анакин, почти не смея проговаривать слова, — это не просто легенда?

— Прости?

— Что, если Дарт Плагиус действительно жил — что, если кто-то действительно обладал такой властью?

— О, я... скорее уверен... что Плагиус воистину существовал. И, если кто-то действительно обладал бы такой властью — ну, он был бы воистину одним из самых могущественных людей в галактике; не говоря о том, что почти бессмертным...

— Как я мог бы найти его?

— Вот уж точно не могу сказать. Ты мог бы спросить своих друзей в Совете Джедай, я полагаю — но, конечно, если бы они вообще нашли его, то убили бы на месте. Не в наказание за какое-то преступление, пойми. Невиновность незначима для Джедай. Они убьют его просто потому, что он Сит, и его знание умрёт вместе с ним.

— Я всего лишь... Я должен... — Анакин заметил, что сидит на краю кресла, дрожащие кулаки сжаты. Он заставил себя расслабиться и усесться поглубже, потом глубоко вздохнул. — Похоже, вам многое известно об этом, и я нуждаюсь в том, чтобы вы сказали мне: возможно ли, возможно ли вообще познать эту власть?

Палпатин пожал плечами, глядя на него с прежней благородной и мудрой улыбкой.

— Ну, точно, — сказал он, — не от Джедай.

Фрагмент 02

Он вспомнил, как Оби-Ван рассказывал ему о каком-то поэте, которого читал однажды — он не мог вспомнить имя или дословную цитату, но там было что-то насчёт того, будто нет большего страдания, чем вспоминать с угрюмым сожалением день, когда ты был счастлив...

Как всё могло так быстро сместиться от столь верного к столь неправильному?

Он не мог даже вообразить.

Скользкая пыль закручивалась под отражателями челнока, когда тот опускался на пристань. Люк провернулся, открываясь, и четверо личных охранников Палпатина выскользнули наружу, их длинные одеяния поймали бриз в шёлковые волны цвета крови. Охранники попарно выстроились по сторонам дверей, из которых явился Канцлер рядом с высокой и грузной фигурой Мас Амедды, Спикера Сената. Рога шагриана нависали над Палпатином, когда они шли вместе, поглощённые беседой.

Анакин вышел вперёд встретить их.

— Канцлер, — отдал он приветственный поклон, — Лорд Спикер.

Мас Амедда взглянул на Анакина, его голубые губы изогнулись так, что, принадлежи они человеку, это означало бы отвращение; это была шагрианская улыбка.

— Приветствую, Ваша Светлость. Надеюсь, у вас всё хорошо?

В глаза Анакина будто насыпали песка.

— Очень хорошо, Лорд Спикер, спасибо, что спросили.

Амедда повернулся к Палпатину, и приветливая улыбка Анакина увяла в презрительную усмешку. Может быть, это всего лишь переутомление, но, глядя на изгибы непокрытых головных щупалец шагриана, когда они извивались на груди того, Анакин понял, что надеется, что Оби-Ван не лгал ему о Сидиусе. Он скорее предпочёл бы, чтобы Мас Амедда оказался тайным Сит, ибо нечто в Спикере Сената было столь отвратительным, что Анакин легко мог вообразить себя располовинивающим эту голову...

Постепенно до Анакина дошло, что Палпатин отказывает Мас Амедде и отсылает Краснохалатников с ним. Хорошо. Он был не в том настроении, чтобы играть в игры. Между собой они могли говорить прямо. Небольшой прямой разговор мог оказаться именно тем, что ему сейчас было нужно. Небольшой прямой разговор мог прожечь туман полуправд и тонких замешательств, которым Совет Джедай наполнил его голову.

— Итак, Анакин, — промолвил Палпатин, когда остальные отошли, — ты видел отлёт твоего друга?

Анакин кивнул.

— Если бы я не так ненавидел Грайвуса, я бы почти пожалел его.

— О? — лениво полюбопытствовал Палпатин. — Джедай позволено ненавидеть?

— Фигура речи, — отмахнулся Анакин. — Неважно, что я чувствую по отношению к Грайвусу. Оби-Ван скоро получит его голову.

— Конечно, — промурлыкал Палпатин, взяв Анакина за руку, чтобы направить его ко входу, — если Совет не допустил ошибку. Я по-прежнему верю, что Мастер Кеноби — Джедай не для этой работы.

Анакин раздражённо пожал плечами. Почему все поднимают темы, на которые он не хочет говорить?

— Совет был... очень уверен в своём решении.

Уверенность — отличная вещь, — согласился Канцлер. — Однако слишком часто оказывается, что те, кто увереннее всех, так же и неправы более всех. Что будет делать Совет, если Кеноби окажется неспособен покарать Грайвуса без твоей помощи?

— Не могу этого сказать, сэр. Я полагаю, что они разберутся с этим, если и когда это случится. Джедай учат, что предугадывание отвлекает.

— Я не философ, Анакин; в моей работе предугадать — зачастую единственная надежда на успех. Я должен предугадывать действия моих противников — и даже действия моих союзников. Даже... — он поднял открытую ладонь, — моих друзей. Только так я могу быть готовым использовать открывшуюся возможность... или, напротив, предотвратить катастрофу.

— Но если катастрофа обусловлена волей Силы...

— Боюсь, что я не верю в волю Силы, — сказал Палпатин, и его улыбка стала извиняющейся. — Я верю, что имеет значение наша воля. Я верю, что всё хорошее в нашей цивилизации явилось не результатом действия какого-то слепого и таинственного поля или энергии, но направленной воли народа: законодателей и воителей, изобретателей и инженеров, каждым ударом сердца борющихся за будущее галактики. Чтобы улучшить жизнь всех.

Они стояли перед сводчатой дверью в покои Палпатина.

— Заходи, пожалуйста, Анакин. Как бы я ни наслаждался философской болтовнёй, не из-за неё я попросил тебя о встрече. Мы должны обсудить одно дело, и я боюсь, что это может быть очень серьёзно.

Анакин проследовал за ним через внешние покои к внутреннему личному кабинету Палпатина. Он уважительно встал напротив стола Палпатина, но Канцлер махнул рукой в сторону стула.

— Пожалуйста, Анакин, располагайся. Кое-что тебе будет трудно выслушать.

— В эти дни — всё, — проворчал Анакин, садясь.

Палпатин, похоже, не расслышал.

— Это касается Мастера Кеноби. Мои друзья среди Сенаторов наткнулись на некие... печальные слухи о нём. Многие в Сенате считают, что Кеноби не подходит для этого задания.

Анакин нахмурился.

— Вы серьёзно?

— Боюсь, я очень серьёзен. Это... запутанная ситуация, Анакин. Похоже, в Сенате кое-кто жалеет о предоставлении мне чрезвычайных полномочий.

— Инакомыслящие и отрицатели были и до Геонозиса, сэр. Разве сейчас они — повод для беспокойства? И как это касается Оби-Вана?

— Я перехожу к этому.

Палпатин глубоко вздохнул и развернулся на стуле, так, чтобы глядеть через прозрачносталевое окно на панораму города.

— Разница в том, что некоторые сенаторы — вообще-то, немалое их число — похоже, отреклись от демократии. Не сумев достигнуть своих целей через Сенат, они сплотились в клику, приготовившись убрать меня... иными средствами.

— Вы имеете в виду предательство? — джедайской выучки Анакина хватило, чтобы отогнать память о том, как он употребил это слово в разговоре с Оби-Ваном.

— Боюсь, что да. По слухам, главари этой клики пали жертвами... силы убеждения... Совета Джедай, и они готовы участвовать в заговоре Совета против Республики.

— Сэр, я... — Анакин покачал головой. — Это выглядит просто... нелепо.

— И может быть полностью ложным. Вспомни, это только слухи. Совсем не подтверждённые. Сенатские сплетни редко точны, но если это правда... мы должны быть готовы, Анакин. У меня ещё хватает друзей в Сенате, чтобы учуять запах стряпни этой вероломной братии. И я имею хорошее представление о том, кто её вожди; более того, моя последняя встреча сегодня — с делегацией, её представляющей. Я хотел бы, чтобы ты тоже присутствовал.

— Я? — не могли бы все просто оставить его в покое? Хотя бы на несколько часов? — Для чего?

— Твои джедайские чувства, Анакин. Твоя способность прочесть недобрые намерения. У меня нет сомнений, что эти Сенаторы прикроют свой заговор каким-нибудь достойным фасадом; с твоей помощью мы отбросим эту вуаль и раскроем истину.

Анакин вздохнул, растирая свои больные глаза. Как он может подвести Палпатина?

— Я готов попробовать, сэр.

— Мы не будем пробовать, Анакин. Мы сделаем. В конце концов, они всего лишь Сенаторы. Почти все они не смогут укрыть свои мысли от слепого червяка с больным мозгом, не говоря уж о самом могущественном Джедай галактики.

Он откинулся на стуле и задумчиво сцепил пальцы.

— Совет Джедай, однако, совсем другое дело. Тайна/секрет...

Фрагмент 03

—...было хранить все твои секреты. Тебе нужно было хранить хоть один секрет от меня?

Он постукивал пальцами.

— Я хранил тайну твоей женитьбы все эти годы. Резня в лагере тускенов — ты рассказал мне о ней. Я был рядом, когда ты казнил графа Дуку. И я знаю, где ты набрал сил, чтобы сразить его. Видишь? Тебе не надо притворяться рядом со мной так, как ты притворяешься рядом со своими товарищами-Джедай. Ты понимаешь, что тебе никогда и ничего не нужно прятать от меня? Что я принимаю тебя именно таким, каков ты есть?

Он всплеснул руками, как будто предложил объятие.

— Поделись со мной правдой. Своей абсолютной правдой. Отпусти себя вовне, Анакин.

— Я... — Анакин мотнул головой. Сколько раз он грезил о том, чтобы не притворяться идеальным Джедай? Но кем ещё он мог быть? — Я даже не знаю, с чего начать.

— В конце концов, это очень просто: скажи мне, чего ты хочешь.

Анакин покосился на него.

—  не понимаю.

— Конечно, ты не понимаешь. — последний луч заката подсветил его льдисто-белые волосы и затенил лицо. — Тебя учили никогда об этом не думать. Джедай никогда не спрашивают, чего ты хочешь. Они просто говорят тебе, что тебе полагается хотеть. Они вобще никогда не дают тебе выбора. Вот почему они отбирают своих учеников — своих жертв — столь юных, что выбор ничего не значит. Ко времени, когда Падаван достаточно повзрослеет, чтобы выбирать, он уже так подготовлен, — его мозги так промыты — что он не способен даже обдумать вопрос. Но ты отличаешься от них, Анакин. Ты жил настоящей жизнью вне Храма Джедай. Ты можешь прорваться сквозь туман лжи, которым Джедай наполнили твой мозг. Я спрашиваю тебя вновь: чего ты хочешь?

— Я по-прежнему не понимаю.

— Я предлагаю тебе... всё, — сказал Палпатин. — Спроси, и это твоё. Стакан воды? Он твой. Мешок драгоценностей Корусы? Твой. Посмотри в окно, что за мной. Выбери что-нибудь, и это твоё.

— Это какая-то шутка?

— Время шуток прошло, Анакин. Я никогда не был более серьёзным. — в тени, окутавшей лицо Палпатина, Анакин мог видеть лишь двойной отблеск его глаз. — Выбери что-нибудь. Что угодно.

— Ну ладно... — передёрнувшись, нахмурившись, по-прежнему не понимая, Анакин взглянул в окно, высматривая самую смехотворно дорогую вещь. —Как насчёт одного из этих новых СороСуубовских скоростников...

— Сделано.

— Вы серьёзно? Вы знаете, сколько один такой стоит? Вы могли бы оснастить линейный крейсер...

— Может, ты предпочтёшь линейный крейсер?

Анакин замер. Холодная пустота открылась в его груди. Слабым, осторожным голосом он произнёс:

— Как насчёт Сенатских Апартаментов?

— Своей квартиры в них?

Анакин покачал головой, уставившись на двойной отблеск во тьме палпатинова лица.

— Всё здание.

Палпатин даже не моргнул.

— Сделано.

— Это частная собственность...

— Уже нет.

— Вы не можете просто...

— Я могу. Это твоё. Ещё что-нибудь? Назови.

Анакин бросил пустой взгляд в наступающую темноту. Сквозь завесу сумерек начали проглядывать звёзды. Созвездие, которое он узнал, повисло над шпилями Храма Джедай.

— Ну что ж, — мягко сказал Анакин. — Кореллия. Я беру Кореллию.

— Планету или всю систему?

Анакин смотрел.

— Анакин?

— Я просто... — он с отсутствующим видом потряс головой. — Я не могу разобраться, шутите вы или окончательно сошли с ума.

— Ни то, ни другое, Анакин. Я пытаюсь впечатлить тебя основополагающей истиной наших отношений. Главной правдой о тебе самом!

— Ну а если я действительно хочу систему Кореллии? Всех Пятерых Братьев — целиком?

— Тогда это будет твоим. Если хочешь, можеть взять весь сектор. — двойной блик в тени заострился. — Теперь ты понимаешь? Я могу дать тебе всё, что ты хочешь.

Идея сбила его с толку.

— Что, если я захочу... что, если я уйду с Падме и её друзьями? Что, если я хочу прекратить войну!

— Не будет ли завтра слишком скоро?

— Как... — Анакин тяжело дышал. — Как вы можете сделать это?

— Сейчас мы только обсуждаем, что. Как — другой вопрос. Мы займёмся им вместе.

Анакин глубоко погрузился в кресло, давая сказанному погрузиться в его мозг. Если бы только голова не кружилась — почему Палпатин устроил всё это сейчас?

Это было бы легче постичь, не продолжай кошмары Падме вопить в его голове.

— А взамен? — в конце концов спросил он. — Что мне надо делать?

— Тебе надо делать то, что ты хочешь.

— То, что я хочу?

— Да, Анакин. Да. Именно это. Только это. Сделай то единственное, чего Джедай боятся больше всего: прими собственное решение. Следуй собственной совести. Делай то, что ты считаешь правильным. Я знаю — ты стремишься к жизни более великой, чем жизнь заурядного Джедай. Отдайся этой жизни. Я знаю, ты горишь желанием большей мощи, нежели та, что доступна любому из джедаев; позволь себе обрести эту мощь, и дай себе разрешение использовать её. Ты мечтал оставить Орден Джедай, завести свою семью — ту, что покоится на любви, а не на уставе вынужденного самоотречения.

— Я... не могу... Я не могу просто... уйти...

— Ты можешь.

Анакин не мог дышать.

Анакин не мог моргнуть.

Он сидел, замерев. Сама мысль была невозможна.

— Ты можешь воплотить любую свою мечту. Отринь джедайскую ложь и следуй своей правде. Оставь их. Присоединяйся ко мне на пути истинного могущества. Будь моим другом, Анакин. Будь моим учеником. Моим подмастерьем.

Взгляд Анакина вновь провалился в тёмный тоннель, но на этот раз в конце тоннеля не было света. Он отдёрнул руку, и она дрожала, когда он поднял её, чтобы подпереть голову.

— Простите, — сказал он. — Я сожалею, но... но как бы я всего этого ни хотел... как бы я ни уважал вас, сэр... я не могу. Просто не могу. Пока. Потому что есть только одна вещь, которая мне действительно нужна, прямо сейчас. Всё остальное подождёт.

— Я знаю, чего ты по-настоящему хочешь, — сказала тень. — Я всего лишь ждал, чтобы ты признался в этом самому себе.

Рука... человеческая рука, согретая состраданием... опустилась на его плечо.

— Выслушай меня: я могу помочь тебе спасти её.

Анакин слепо моргнул.

— Как вы можете помочь?

— Ты помнишь легенду, о которой я рассказывал тебе, "Трагедию Дарта Плагиуса Мудрого"?" — прошептала тень. — Легенда... прямое использование мидихлорианов для создания жизни; с этим знанием не выглядит сложным поддерживать жизнь в живом...

— Да, — сказал Анакин. — Да, я помню.

Тень придвинулась так близко, что заполнила собой весь мир.

— Анакин, это не просто миф.

Анакин сглотнул.

— Дарт Плагиус действительно существовал.

Анакин смог издать только сдавленный шёпот.

Действительно?

— Дарт Плагиус был моим Мастером. Он дал мне ключ к своему могуществу, — сказала тень сухим, обыденным тоном, — перед тем, как я убил его.

Не понимая, как он двинулся, безо всякого даже намерения двигаться, без перехода к осознанию или зарождающегося понимания, Анакин обнаружил, что уже стоит на ногах. Голубой брусок испепеляющей энергии заканчивался в сантиметре от подбородка Палпатина, и сияние отбрасывало окаймлённые красным тени на его лицо и через весь потолок.

Анакин не сразу понял, что это был его светомеч, и что светомеч был в его руке.

— Ты, — сказал он. Внезапно он перестал чувствовать себя усталым и сбитым с толку.

Внезапно всё стало понятно.

— Это ты. Это был ты всё это время!

В чистом голубом свете своего меча он смотрел в лицо человека, чьи черты были знакомы ему, как свои собственные, но сейчас выглядели чужими, как внегалактическая комета — потому что теперь он наконец понял, что эти знакомые черты были лишь маской.

Он никогда не видел истинного лица этого человека.

— Я должен убить тебя, — сказал он. — Я убью тебя!

Палпатин одарил его той улыбкой мудрого дядюшки, которую Анакин привык видеть с девяти лет.

— За что?

— Ты Лорд Сит!

— Да, — просто сказал он. — И я твой друг.

Голубой брусок слегка дрогнул.

— И я человек, который всегда был рядом с тобой. Я человек, которому тебе не нужно было лгать. Я человек, который не хочет от тебя ничего, кроме следования твоей же совести. Если эта совесть требует от тебя совершить убийство просто из-за... философского различия... я не стану сопротивляться.

Ладони его по-прежнему опущенных рук разжались.

Анакин, когда я сказал тебе, что ты можешь обладать всем, что захочешь, неужели ты думал, что это исключает мою жизнь?

Анакину казалось, что пол прогибается у него под ногами, и комната закружилась в водовороте тьмы, сочась замешательством.

— Ты... ты даже не станешь сражаться?

— Сражаться с тобой? — в голубом свете, бросавшем тень от подбородка на лицо Палпатина, Канцлер выглядел поражённым самой мыслью об этом. — Но что произойдёт, если ты убьёшь меня? Что случится с Республикой?

Его тон был мягким и увещевающим.

— Что будет с Падме?

Падме...

Её имя было всхлипом агонии.

— Когда я умру, — произнёс Палпатин тоном взрослого, напоминающего ребёнку нечто, о чём тот уже должен знать, — моё знание умрёт вместе со мной.

Потрескивающее лезвие задрожало.

— Если, конечно, у меня не будет возможности передать его... моему подмастерью...

Взгляд Анакина поплыл.

— Я...— шёпот обнажённой боли и отчаяния. — Я не знаю, что делать...

На растоянии волоска от закругления светомеча Палпатин взирал на него, любящий и мягкий, каким он был всегда.

А что, если его лицо не было маской? Что, если истинное лицо Сит было именно тем, что он видел перед собой: человек, который заботился о нём, помогал ему, был его верным другом, когда он думал, что у него нет иных друзей?

Что тогда?

— Анакин, — сердечно произнёс Палпатин. — Давай поговорим.

Фрагмент 05

...первый День Империи; принадлежность всех голосов удостоверена и подтверждена анализом голосовых отпечатков]

ПАЛПАТИН: О, Мастер Винду. Какая приятная неожиданность.

МЭЙС ВИНДУ: Едва ли это неожиданность, Канцлер. И она не будет приятна никому из нас.

ПАЛПАТИН: Простите? Мастер Фисто, здравствуйте. Мастер Колар, приветствую. Надеюсь, у вас все в порядке. Мастер Тиин — я вижу, ваш рог вновь вырос; я очень рад. Что привело четырёх Мастеров-Джедай в мой кабинет в этот час?

МЭЙС ВИНДУ: Нам известно, кто вы такой. Что вы такое. Мы здесь, чтобы взять вас под стражу.

ПАЛПАТИН: Прошу прощения? Когда я в последний раз проверял, я был Верховным Канцлером Республики, которому вы поклялись служить. Я надеюсь, что не понял того, что вы имели в виду под стражей, Мастер Винду. Это отдаёт предательством.

МЭЙС ВИНДУ: Вы арестованы.

ПАЛПАТИН: Воистину, Мастер Винду, вы это несерьёзно. По какому обвинению?

МЭЙС ВИНДУ: Вы Лорд Сит!

ПАЛПАТИН: Я? Даже если так, это едва ли преступление. Мои философские взгляды — моё личное дело. В сущности — когда я в последний раз заглядывал в Конституцию, там это точно было — у нас есть очень жёсткие законы против такого рода преследований. Так я вновь спрашиваю вас: в чём моё мнимое преступление? Как вы намерены оправдать ваш мятеж перед Сенатом? Или вы намереваетесь арестовать и Сенат?

МЭЙС ВИНДУ: Мы здесь не затем, чтобы спорить.

ПАЛПАТИН: Нет, вы здесь затем, чтобы заключить меня в тюрьму без суда. Безо всякой претензии на законность. Так вот он, наконец, план: Джедай захватывают Республику.

МЭЙС ВИНДУ: Пройдёмте с нами. Сейчас же.

ПАЛПАТИН: Я не сделаю этого. Если вы намерены убить меня, вы можете сделать это прямо здесь.

МЭЙС ВИНДУ: Не пытайтесь сопротивляться.

[звуки, идентифицированные по частотным резонансам как включение нескольких светомечей]

ПАЛПАТИН: Сопротивляться? Как я вообще могу сопротивляться? Это убийство, вы, джедайские предатели! Какой я могу быть угрозой для вас? Мастер Тиин, вы телепат. Что я думаю сейчас?

[звуки борьбы]

КИТ ФИСТО: Сэйсиии...

АГЕН КОЛАР: [искажено; возможно, "это не больно..."(?)]

[звуки борьбы]

ПАЛПАТИН: На помощь! На помощь! Охрана... кто-нибудь! Помогите! Убийство! Предательство!

[конец записи]

Фрагмент dark

Тьма щедра, и она терпелива, и она всегда побеждает.

Она всегда побеждает, ибо вездесуща.

Она в дереве, горящем в твоём очаге, в котелке на огне, она под твоим стулом и под простынями на твоей кровати. Выходишь на полуденное солнце, и тьма с тобой, у твоих ступней.

Ярчайший свет отбрасывает темнейшую тень.